ПИМЕН

Сергей Извеков род. в семье механика текстильной фабрики пос. Глухово Богородского у. Московской губ. (сейчас в черте г. Ногинска (до 1930 Богородск) Московской обл.) Михаила Карповича Извекова в его родном селе. Вскоре после рождения младенца семья вернулась в Глухово, к месту работы отца. 28 июля 1910 г. мальчик был крещен в глуховском храме во имя Св. Троицы (в офиц. прижизненной биографии П. местом его рождения называли Богородск). Старшие дети в семье Извековых (кроме дочери Марии) умирали во младенчестве, и мать, Пелагея Афанасьевна, к-рой на момент рождения Сергея было 39 лет, перед родами дала обет посвятить сына Богу, если он выживет. Матери удалось рано приобщить Сергея к чтению духовной литературы. «Я с детства увлекался творениями «русского златоуста» - архиепископа Херсонского Иннокентия»,- вспоминал П. (Слова... 1977. С. 107). Вместе с матерью мальчик совершал паломничества по св. местам, особенно часто они бывали в Троице-Сергиевой лавре. Пелагея Афанасьевна исповедовалась у старца Зосимовой пуст. прп. Алексия (Соловьёва). Вспоминая свое 1-е паломничество в Троице-Сергиеву лавру, П. говорил: «Привезенный своей родительницей в святую Лавру Сергиеву, когда мне исполнилось восемь лет, я впервые исповедовался и причащался Святых Таин в Зосимо-Савватиевской церкви Лавры» (Там же. С. 51). Повзрослев, Сергей начал ездить по правосл. обителям один или в сопровождении друзей. Митр. свт. Макарий (Невский), живший на покое в Николо-Угрешском мон-ре, сказал ему: «Помолись за меня, у тебя великий, но тяжелый путь» (Дионисий (Шишигин), архим. 2010. С. 45).

В 1924 г. был принят в 3-й класс богородской школы 2-й ступени им. В. Г. Короленко. В годы учебы проявился интерес Сергея к изобразительному искусству и поэзии. Эти увлечения он пронес через всю жизнь: сочинял духовные стихи (тетради с поэтическими опытами были обнаружены после его смерти), на досуге писал картины и иконы, вышивал облачения и митры. Одновременно с учебой Сергей пел на клиросе в Богоявленском кафедральном соборе (Извековы стали прихожанами собора с 1918, после переезда из Глухова в центральную часть Богородска). Был иподиаконом епископов Богородских, викариев Московской епархии, Никанора (Кудрявцева), с окт. 1923 г. Платона (Руднева). В 1925 г. окончил школу в числе лучших учеников. В авг. того же года приехал в Саровскую в честь Успения Пресвятой Богородицы пустынь, выразив желание принять монашеский постриг. Один из старцев пустыни благословил его поехать в Москву. В сент. 1925 г. в московском в честь Сретения иконы Владимирской Божией Матери монастыре Сергей Извеков познакомился с его настоятелем, Можайским еп. Борисом (Рукиным), к-рый оценил его регентские способности. Сергей остался в Сретенском мон-ре и 4 дек. 1925 г. был пострижен еп. Борисом в рясофор с именем Платон. В кон. того же года еп. Борис стал одним из лидеров григорианского раскола, после чего инок Платон ушел из братии Сретенского мон-ря. Пребывавший в Москве Елецкий еп. Даниил (Троицкий; впосл. архиепископ), поддерживавший заместителя патриаршего местоблюстителя митр. Сергия (Страгородского; впосл. патриарх Московский и всея Руси) в борьбе с григорианским расколом, пригласил инока Платона стать регентом храма Спаса Преображения в Пушкарях, к-рый находился недалеко от мон-ря на Сретенке. В 1926 г. Платон руководил хором в храме во имя мучеников Флора и Лавра у Мясницких ворот, возле Центрального почтамта, а затем в храме во имя прп. Максима Исповедника на Варварке. В том же году по приглашению настоятеля прот. Николая Бажанова стал регентом правого хора храма свт. Пимена в Новых Воротниках (в Сущёве) и служил там последующие 6 лет.

В кон. 20-х - нач. 30-х гг. ХХ в. инок Платон несколько раз посещал митр. Сергия (Страгородского) в его московской резиденции (Бауманский пер., д. 6). Позднее П. вспоминал, что он находил здесь ночлег вместе с др. клириками, не имевшими жилья в Москве. 4 окт. 1927 г. по распоряжению управляющего Московской епархией Звенигородского архиеп. Филиппа (Гумилевского) игум. Агафодор (Лазарев) в Параклитовой Свято-Духовой пуст., где поселились мн. монахи закрытой Троице-Сергиевой лавры, совершил постриг инока Платона в мантию с наречением имени в честь прп. Пимена Великого. 16 июля 1930 г. в кафедральном Богоявленском соборе в Дорогомилове П. был рукоположен архиеп. Филиппом во диакона. Не имея возможности получить систематическое богословское образование, перед рукоположением П. сдал экзамены за курс семинарии комиссии под председательством бывш. ректора Вифанской ДС прот. сщмч. Александра Зверева. 25 янв. 1931 г. рукоположен во иерея в Богоявленском соборе архиеп. Филиппом.

В апр. 1932 г. П. в 1-й раз был арестован во время проводимой властями кампании по ликвидации тайных монашеских общин. Всего по групповому следственному делу о «церковно-монархической организации» проходил 71 чел. П. обвиняли в «разговорах о восстановлении монархии», в ведении совместно с диак. Сергием Туриковым «антисоветской агитации», в совершении треб на дому. На допросе П. сказал: «Я человек глубоко верующий, с самых малых лет я воспитывался в духовном духе. Имею письменную связь с сосланным, с Варнавой иеромонахом, которому иногда помогаю материально. Антисоветской агитацией я никогда не занимался и не занимаюсь. Ни в какой антисоветской группировке не состою, никогда не распространял провокационных слухов, что в СССР идет гонение на религию и духовенство. Воспитанием молодежи в антисоветском духе я не занимался. Состоя регентом при церковном хоре, после окончания богослужений и до ко мне приходили на квартиру певчие хора, но антисоветских разговоров я с ними не вел» (цит. по: Дионисий (Шишигин), архим. 2010. С. 62-63). 4 мая 1932 г. решением Коллегии ОГПУ освобожден в числе 19 подследственных, по делам к-рых следствие не нашло доказательств вины.

В окт. 1932 г. призван на срочную военную службу. Направлен в 55-й отдельный конный транспорт, расквартированный в г. Лепель (ныне в Витебской обл., Белоруссия). За время службы получил образование фельдшера и ветеринара. После демобилизации, в дек. 1934 г., вернулся к служению в храме Богоявления в Дорогомилове. В 1935 г. был выведен за штат. К этому периоду относится знакомство П. с худож. П. Д. Кориным, у к-рого часто бывал в 1935 г. в мастерской на Пироговке. В созданных в это время эскизах картины «Русь уходящая» (Реквием) Корин изобразил справа, в 1-м ряду, в полный рост фигуру 25-летнего иером. П. В нач. 1937 г. П. был арестован и постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ приговорен к 3 годам лагерей. Был отправлен в Дмитровский ИТЛ (Дмитровлаг), где ему пригодилась полученная в армии специальность ветеринара - он следил за лошадьми, работавшими на строительстве канала Москва-Волга. Очевидно, гибель лошади была причиной повторного осуждения П. в лагере. Статья определила наказание за «утрату, умышленную порчу... лошади» и «применение меры социальной защиты в виде... лишения свободы не ниже трех лет». Работа по строительству канала была закончена в 1937 г., в связи с чем в янв. 1938 г. Дмитровлаг был ликвидирован, а часть осужденных досрочно освободили «за ударный труд». Однако, поскольку П. непосредственно на строительстве канала не работал и имел статью, полученную в лагере, он был выслан в Узбекистан. Об этом времени П. не любил вспоминать или говорил кратко: «Тяжело было. Слава Богу, что все прошло». Как-то он сказал: «Да-да... пришлось рыть каналы». На вопрос, откуда он знает узбек. язык, он ответил: «Да... пришлось... Я там ведь работал, рыл каналы» (Белавенец. 1991. С. 29). В февр. 1939 г. П. служил санитарным инспектором по проверке качества питания в местах общепита г. Андижан Узбекской ССР. В нач. авг. того же года перешел на работу заведующим обл. Домом санитарного просвещения отдела здравоохранения Ферганской обл. в Андижане, тогда же побывал в командировке в Москве на конференции работников санитарного просвещения. Летом 1940 г. поступил на лит. фак-т Андижанского вечернего педагогического ин-та. Успел окончить 1-й курс, совмещая учебу со школьным преподаванием. 25 окт. 1940 г. был назначен учителем рус. языка и зав. учебной части Андижанской школы повышенного типа № 1.

После начала Великой Отечественной войны, 10 авг. 1941 г., П. был призван на военную службу, неск. месяцев обучался в пехотном уч-ще, и в нач. 1942 г. ему было присвоено звание младшего комвзвода (воинское звание, существовавшее в 1939-1943, соответствует старшему сержанту). 18 янв. назначен командиром пулеметного взвода в 462-ю стрелковую дивизию, однако на фронт тогда отправлен не был (видимо, из-за недостатка в то время образованных работников в штабах). 20 марта того же года назначен помощником начальника штаба по тылу 519-го стрелкового полка, находившегося в резерве Ставки Верховного главнокомандующего. В мае того же года отбыл с полком в действующую армию. П. принимал участие в наступлении Южного фронта на Харьков, закончившемся окружением и уничтожением основной части войск фронта. Лишь небольшая часть советских соединений смогла вырваться из окружения. Сохранился рассказ о том, как полк вышел к своим войскам: «Во время войны полк, где воевал будущий Патриарх, попал в окружение и в такое кольцо огня, где люди были обречены. В полку знали, что среди солдат есть иеромонах, и, не боясь уже ничего, кроме смерти, бухнулись в ноги: «Батя, молись. Куда нам идти?» У иеромонаха была потаенно-запрятанная икона Божьей Матери, и теперь под огнем он слезно молился перед ней. И сжалилась Пречистая над гибнущим воинством - все увидели, как ожила вдруг икона и Божья Матерь протянула руку, указав путь на прорыв. Полк спасся» (Павлова Н. Кто на голгофе // Москва. 1995. № 3. С. 200). В др. рассказе военных лет говорится о том, что спасение пришло, по словам буд. патриарха, от Самой Божией Матери: он увидел на тропе неожиданно появившуюся плачущую женщину, подошел спросить о причине слез и услышал: «Идите прямо по этой тропе и спасетесь». Войсковой командир, которому отец Пимен передал сказанное, внял совету, и воины действительно вышли из окружения (Миллер. 2003. С. 250). 29 июля 1942 г. П. был контужен в бою и почти 4 месяца был на излечении в военном госпитале № 292.

26 нояб. 1942 г. П., получивший звание старшего лейтенанта, был назначен заместителем командира 6-й роты по строевой части 702-го стрелкового полка. 23 февр. 1943 г. его полк в составе 213-й стрелковой дивизии отбыл на Воронежский фронт. В марте-апр. на этом направлении шли тяжелые оборонительные бои с нем. войсками, наступавшими на Белгород. 16 апр. П. был вновь контужен. Авиабомба взорвалась рядом с местом, где укрывались солдаты роты старшего лейтенанта Извекова. «Солдатики мои были щуплые, маленькие. А у меня спина широкая, я и прикрыл их собой»,- рассказывал потом патриарх, когда боли в спине давали о себе знать. В том же году старший лейтенант Извеков был назначен адъютантом командира дивизии 7-й гвардейской армии ген.-майора Ф. И. Шевченко. Армия находилась на переднем крае фронта за Белгородом. 3 авг. 1943 г. Воронежский фронт перешел в наступление. 23 авг. был взят Харьков и части 7-й армии вышли к г. Мерефа, где противник создал мощный оборонительный рубеж. Советские войска под обстрелом форсировали р. Уды, приток Северского Донца. После окончания операции в штатно-должностной книге офицерского состава полка 30 сент. 1943 г. была сделана запись: «Старший лейтенант Извеков Сергей Михайлович пропал без вести 26.8.43 Мерефск[ий] р[айо]н Харьк[овской] обл[асти]». Однако П. остался жив, хотя его командование не знало об этом. После тяжелого ранения он был направлен в госпиталь в Москву на лечение.

29 нояб. 1944 г. П. был задержан в Москве и доставлен в 9-е городское отд-ние милиции для установления личности. Задержание было произведено за нарушение паспортного режима, т. к. у П. не было нужных документов. Выяснилось, что он проживал на Сущёвском Валу у 2 монахинь. Ему было предъявлено обвинение в том, что он «скрывался от ответственности под видом служителя религиозного культа». Этот эпизод остается непроясненным. По одной версии, П. после лечения в госпитале был комиссован из армии по ранению, однако из-за отсутствия необходимых документов (официально он продолжал считаться пропавшим без вести) увольнение с военной службы не было должным образом оформлено. По др. версии, П. был демобилизован, поскольку с 1944 г. священнослужители освобождались от военной службы, но это также не было официально оформлено. 15 янв. 1945 г. военный трибунал Московского гарнизона вынес приговор: за самовольное оставление места службы, «...не усматривая необходимости применения ВМН... Извекова Сергея Михайловича по совокупности совершенных им преступлений на основании ст. 193-7 п. «д» УК РСФСР лишить свободы в ИТЛ сроком на десять (10) лет без поражения в правах и без конфискации имущества за отсутствием такового у осужденного, лишив его в/звания «ст. лейтенант»» (ЦГАМО. Оп. 758053. Д. 169. Л. 97). Уже в 50-х гг. ХХ в. судимость с П. была снята, воинское звание возвращено и были выданы документы ветерана войны. 4 марта 1945 г. П. был доставлен по этапу в Воркуто-Печорский ИТЛ (Воркутлаг). В лагере он работал санинструктором. 18 сент. того же года на основании указа Президиума Верховного Совета СССР от 7 июня 1945 г. П. был освобожден по амнистии для участников войны. К этому времени он испытывал сильнейшие боли в позвоночнике. Когда он вернулся в Москву и обследовался, оказалось, что он болен туберкулезом позвоночника. До февр. 1946 г. П. находился на стационарном лечении - в Московском областном туберкулезном институте (МОТИ).

Как бывш. осужденный, П. был лишен права на проживание в Москве и, выйдя из больницы, вынужден был искать место служения «за 101-м км». Ему помог знакомый П. еще по Сретенскому мон-рю - иером. Серафим (Крутень), принявший схиму с именем Савватий и служивший в Благовещенском соборе бывш. муромского Благовещенского муж. мон-ря. 20 марта 1946 г. по рекомендации схиигум. Савватия Владимирский еп. Онисим (Фестинатов; впосл. архиепископ) назначил П. в штат Благовещенского собора г. Мурома. П. совершал службы, надев жесткий кожаный корсет, т. к. проблемы с позвоночником постоянно давали о себе знать. Будучи переведен в Одессу, схиигум. Савватий рекомендовал П. еп. Одесскому и Херсонскому Сергию (Ларину; впосл. архиепископ). В авг. 1946 г. еп. Сергий назначил П. сразу на неск. должностей: казначея одесского Илиинского мон-ря, благочинного мон-рей епархии и настоятеля архиерейской крестовой церкви. Также П. преподавал в Одесской ДС. В Одессе в Успенском мон-ре находилась летняя резиденция патриарха Московского и всея Руси Алексия I (Симанского). Там произошло знакомство П. с патриархом. В янв. 1947 г. по благословению еп. Сергия и по просьбе назначенного на Рязанскую кафедру еп. Иеронима (Захарова; впосл. архиепископ) П. исполнял церковное послушание в Рязани в качестве помощника еп. Иеронима и ключаря кафедрального Борисоглебского собора. Проповеди П. привлекли в храм мн. людей, в т. ч. молодежь. Это вызвало беспокойство местных властей, принявших меры к скорейшему удалению П. из Рязани. 13 апр. он был возведен в сан игумена. В дек. 1947 г. последовал за еп. Сергием, назначенным на Ростовскую-на-Дону кафедру, стал секретарем епархиального управления и ключарем кафедрального собора Рождества Пресв. Богородицы (с 9 марта 1948), а также членом епархиального совета (с 26 июня 1948). Организовал при соборе большой епархиальный хор. Вместе с еп. Сергием присутствовал на Совещании глав и представителей Поместных Церквей в связи с 500-летием автокефалии РПЦ в Москве в июле 1948 г.

11 авг. 1949 г. П. был назначен наместником Псково-Печерского в честь Успения Пресвятой Богородицы монастыря. Много трудился над восстановлением обители, пострадавшей во время войны. Под его рук. были проведены реставрационные и ремонтные работы в Сретенском соборе, Никольском и Покровском храмах, отремонтированы жилые кельи, открыта богадельня; построены баня и прачечная, приведен в порядок скотный двор. В связи с тем что местные власти часто отключали мон-рь от городской электросети (особенно по великим праздникам), была приобретена автономная дизельная электростанция. П. совершал богослужения торжественно и строго по уставу, они привлекали множество паломников. В управлении обителью был требователен, принципиален и строг, считал труд, послушание и выполнение монастырского устава главными обязанностями для всей братии, невзирая на сан, положение и возраст; участвовал в самых тяжелых работах (напр., в распиле дров), хотя в то время уже испытывал серьезные проблемы со здоровьем - помимо болезни позвоночника возник еще и диабет. 13 апр. 1950 г. возведен Ленинградским митр. Григорием (Чуковым), управляющим Псковской епархией, в сан архимандрита. В мае 1951 г. назначен митр. Григорием благочинным Пюхтицкого в честь Успения Пресвятой Богородицы женского монастыря.

В янв. 1954 г. назначен патриаршим наместником Троице-Сергиевой лавры, 600-летие к-рой торжественно отмечалось в тот год. По инициативе и под рук. П. в лавре были проведены большие восстановительные и реставрационные работы. В окт. того же года Церкви было возвращено здание Дома культуры г. Загорска (ныне Сергиев Посад) - закрытого в 1920 г. академического храма в честь Покрова Пресв. Богородицы. П. возглавил комитет по устройству храма, восстановление которого требовало сложного капитального ремонта. В мае 1955 г. Покровский академический храм был открыт для богослужения. В 1956 г. в трапезном Сергиевском храме были оборудованы новые приделы - во имя свт. Иоасафа Белгородского и прп. Серафима Саровского. Также были осуществлены ремонтно-реставрационные и строительные работы в Троицком и Успенском соборах. За свои труды П. был удостоен права ношения 2 крестов с украшениями (12 апр. 1954) и права совершать богослужение с архимандричьим посохом (5 июля 1954).

В 1957 г. патриарх Алексий I поставил вопрос о привлечении П. к работе в Патриархии в качестве своего помощника в архиерейском сане. Первоначально Совет по делам Русской Православной Церкви не дал положительного ответа, и тогда проводить епископскую хиротонию в Москве сочли нежелательным. Был найден «компромиссный вариант». 4 нояб. 1957 г. определением патриарха Алексия I и Синода П. был назначен викарием Одесской епархии в звании епископа Балтского. Его хиротонию П. в Успенском кафедральном соборе Одессы 17 нояб. того же года возглавил патриарх Алексий I. Через несколько дней после хиротонии П. переехал из Одессы в Москву. В кон. дек. патриарх обратился в Совет по делам РПЦ с заявлением: «Чувствуя, особенно в последнее время, необходимость иметь помощника по рассмотрению дел по Патриархату, а также помощи в служениях, я останавливаюсь на кандидатуре Преосвященного Пимена, викария Одесской епархии, как на лице, могущем вполне удовлетворить этому назначению в звании викария Московской епархии, епископа Дмитровского, причем он должен быть освобожден от всех дел по Дмитровскому викариатству, каковые должны оставаться в прежнем управлении» (ЦГАМО. Ф. 7383. Оп. 5. Д. 27. Л. 20). 26 дек. 1957 г. П. был назначен епископом Дмитровским, викарием Московской епархии. Занимал принципиальную позицию в связи с возобновлением по инициативе Н. С. Хрущёва наступления на Церковь, в т. ч. в финансовой сфере. 28 окт. 1958 г. вместе с управляющим делами Московской Патриархии протопр. Н. Ф. Колчицким П. был вызван в Совет по делам РПЦ для ознакомления с установленным советским правительством новым порядком обложения подоходным налогом свечных мастерских. Как и протопр. Н. Колчицкий, П. решительно протестовал против увеличения налога на свечное производство, что повлекло увеличение выплат Патриархии гос-ву (без епархиальных структур) на 12 млн р. ежемесячно.

В мае 1959 г. патриарх Алексий I наметил назначение П. на вакантную Виленскую (Вильнюсскую) кафедру, о чем известил Совет по делам РПЦ (Письма Патриарха Алексия I в Совет по делам РПЦ. М., 2010. Т. 2. С. 252), однако это назначение не состоялось; новым Виленским архиереем стал еп. Роман (Танг). Помимо трудов в Патриархии П. временно управлял с 1 нояб. 1959 г. Костромской епархией (до 16 марта 1961). После кончины Можайского архиеп. Макария (Даева; † 13 янв. 1960), 12 февр. 1960 г., П. был назначен вместо него председателем хозяйственного управления Московской Патриархии. 5 июля того же года в связи с продолжительной болезнью протопр. Н. Колчицкого патриарх Алексий I назначил П. управляющим делами Московской Патриархии, предоставив ему право принимать окончательные решения по всем текущим делам, не требующим личного решения патриарха. 23 нояб. 1960 г. П. возведен в сан архиепископа. В нояб.-дек. он был в составе делегации Московской Патриархии во главе с патриархом Алексием I на Ближ. Востоке (Египет, Ливан, Иордания), в Турции и Греции.

16 марта 1961 г. П. был назначен архиепископом Тульским и Белевским с оставлением в должности управляющего делами Московской Патриархии, введен в число постоянных членов Синода. 31 марта и 18 апр. того же года присутствовал в числе находившихся в Москве членов Синода на переговорах патриарха Алексия I с председателем Совета по делам РПЦ В. А. Куроедовым, потребовавшим пересмотра Положения об управлении РПЦ в отношении организации приходской жизни в соответствии с нормами советского законодательства - Постановлением ВЦИК от 8 апр. 1929 «О религиозных объединениях». Под сильнейшим нажимом со стороны гос. властей Синод 18 апр. 1961 г. вынужден был принять постановление «О мерах по улучшению существующего строя приходской жизни», согласно которому настоятели приходов отстранялись от участия в хозяйственно-финансовой деятельности общины. На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви 18 июля 1961 г., проведенном под жестким контролем гос. властей, П. выступил с докладом о реформе приходского управления. В доклад были включены формулировки в поддержку реформы, ранее присутствовавшие в высказываниях Куроедова при переговорах с членами Синода. По итогам обсуждения соборным решением были внесены изменения в 4-й разд. «О приходах» Положения об управлении РПЦ.

14 нояб. 1961 г. П. был возведен в сан митрополита и назначен на Ленинградскую кафедру. Одновременно был освобожден от должности управляющего делами Московской Патриархии. Мн. современники расценивали перевод П. из Москвы как отстранение от участия в деятельности высшего церковного управления и видели в этом влияние гос. властей, негативно относившихся к нему.

П. занял Ленинградскую кафедру в разгар хрущёвских гонений на веру, в один из самых тяжелых периодов в истории епархии. Летом 1961 г. власти отобрали у Церкви Духовный корпус Александро-Невской лавры, где размещалось епархиальное управление. Его пришлось разместить в здании ДА и семинарии. Состав управления был сокращен в неск. раз, прекратили действовать пенсионный и строительный комитеты, правление мастерскими, хозяйственный совет, с мая не собирался епархиальный совет. На 40% был сокращен штат епархиального духовенства. В течение года были закрыты неск. храмов в Ленинградской обл., крестовый храм и часовня блж. Ксении на Смоленском кладбище в Ленинграде. Реальная угроза закрытия нависла над Ленинградскими духовными школами.

Власти ввели жесткий контроль за совершением треб (с обязательной записью паспортных данных участников). От священников строго требовалось предоставлять заранее в письменном виде для проверки тексты проповедей. Количество читаемых проповедей из-за давления властей резко сократилось. Даже в Никольском кафедральном соборе проповеди произносили не каждый воскресный день. Богослужение в соборе по требованию властей было упрощено и сокращено; воскресные литургии часто служились не соборно, а одним священником. Колокольный звон было разрешено производить лишь в самые необходимые моменты и не дольше 10-15 мин. (власти намеревались вообще запретить колокольный звон в Ленинграде). В мае 1963 г. закрылась епархиальная мастерская по изготовлению нательных крестиков (из-за отказа гос-ва предоставлять металл для их производства), с окт. горуправление торговли запретило поставлять муку на церковные нужды, в Ленинграде прекратилась выпечка просфор (кроме служебных). С авг. 1963 г., после перевода на Рижскую кафедру Лужского еп. Никона (Фомичёва; впосл. архиепископ), у П. не осталось ни одного викария.

Уполномоченный Совета по делам РПЦ в Ленинграде Г. С. Жаринов отмечал, что П. соглашался с предъявляемыми властями требованиями. Он следовал рекомендациям властей по перемещениям священнослужителей на те или иные приходы, поддержал перевод ленинградского духовенства на твердые оклады, ужесточение контроля за исполнением треб и произнесением проповедей, согласился на сокращение числа богослужений. В то же время, несмотря на недовольство властей, П. «воскресил» такие утраченные ранее в Ленинграде богослужебные обряды, как чин торжества Православия и Омовения ног в Великий четверг. Жаринов оценивал П. как опытного администратора и отмечал высокое уважение к нему среди местных священников, многие из которых высказывали мнение, что «после митр. Григория [Чукова] (умер в 1956 г.) Пимен первый из ленинградских архиереев, кого они безоговорочно признают за своего архиерея и подчиняются ему» (ЦГА СПб. Ф. 9324. Оп. 2. Д. 93. Л. 38). Жаринов указывал, что П. способствовал предотвращению столкновений между верующими и представителями властей во время закрытия церквей и особенно часовни блж. Ксении. П. лично и через Патриархию многократно выступал в защиту часовни над могилой блж. Ксении Петербургской, предупреждая власти, что закрытие часовни не приведет к отказу верующих от посещения почитаемого ими места погребения блж. Ксении.

9 окт. 1963 г. в связи с кончиной митр. Питирима (Свиридова; † 10 авг. 1963) П. был назначен на овдовевшую Крутицкую и Коломенскую кафедру управляющим Московской епархией. По нек-рым сведениям, перевод П. из Ленинграда в Москву состоялся по инициативе патриарха Алексия I и вопреки мнению руководства Совета по делам РПЦ. На П. были возложены патриархом обязанности по приему приезжавших по церковным делам архиереев и духовенства, а также контроль за ведением журналов пенсионного комитета Патриархии. 25 февр. 1964 г. П. также повторно был назначен управляющим делами Московской Патриархии. 22 дек. того же года освобожден от исполнения обязанностей управляющего делами Московской Патриархии по личному прошению ввиду состояния здоровья. В воскресные и праздничные дни П. совершал богослужения в московском патриаршем кафедральном Богоявленском соборе в Елохове. Проживал большую часть времени в дачном пос. Перловка (ныне в черте г. Мытищи Московской обл.).

Заняв Крутицкую кафедру, П. стал одним из наиболее влиятельных иерархов РПЦ. Он являлся ближайшим помощником патриарха Алексия I, исполняя во многом обязанности его заместителя, в т. ч. в отношениях с гос. властями, которые оставались достаточно сложными. В кон. 1963 г. был закрыт и в следующем году снесен кафедральный храм Крутицких митрополитов - Преображенский собор на Преображенской пл. в Москве. Кафедрой П. стал Успенский собор закрытого в то время Новодевичьего московского в честь Смоленской иконы Божией Матери женского монастыря. Епархиальное управление и резиденция П. располагались в Лопухинских палатах Новодевичьего мон-ря. В кон. 1963 - нач. 1964 г., помимо уничтоженного московского Преображенского собора, в Московской обл., находившейся в каноническом ведении П., были закрыты 3 храма, и лишь после отстранения от власти Хрущёва, в окт. 1964 г., антицерковная кампания постепенно пошла на убыль. С сер. 60-х гг. помимо непростых отношений с гос. властями П. как управляющему Московской епархией пришлось решать вопросы с общественными выступлениями неск. священников (напр., Глеба Якунина, клирика Казанского храма в Дмитрове, впосл. лишенного сана и отлученного от Церкви), направленными не только против антирелиг. политики Советского гос-ва, но и против недостаточно, на их взгляд, противостоявшего ей священноначалия, в частности - в отношении реформы приходского управления (см. ст. Диссиденты). Резолюцией патриарха Алексия I от 24 дек. 1965 г. П. было поручено указать составителям «Открытого письма» патриарху и всем архиереям РПЦ священникам Глебу Якунину и Николаю Эшлиману (клирик московского Покровского храма в Лыщиковом пер., ранее ему покровительствовал П., рукоположил его во диакона в 1959 и во иерея в 1961; впосл. снял с себя сан) на незаконность и порочность их действий. Исполняя поручение патриарха, П. вызвал к себе священников Г. Якунина и Н. Эшлимана для обсуждения сложившейся ситуации, но не сумел убедить их изменить позицию (13 мая 1966 решением патриарха они были уволены за штат и запрещены в священнослужении).

21 февр. и 31 марта 1966 г. П. вызывали в Совет по делам религий, где ему были предъявлены претензии в «двойственной позиции»: в том, что во время беседы он ознакомил Якунина и Эшлимана с резолюцией патриарха и отзывами нек-рых архиереев на их письмо. П. также обвинили в поддержке своего бывш. викария, еп. Никона (Фомичёва), к-рый за защиту от закрытия рижского Троице-Сергиева жен. мон-ря по требованию властей был перемещен с кафедры в Риге в Архангельск. 21 февр. 1967 г. П. был вновь вызван в Совет по делам религий по вопросу распространения письма Якунина и Эшлимана в московском приходе свт. Николая в Кузнецах, где настоятелем был прот. Всеволод Шпиллер. На требование заместителя председателя Совета В. Г. Фурова принять меры против распространителей письма П. ответил, что репрессии против прихода лишь привлекут внимание иностранцев, часто посещавших этот храм. П. постарался обезопасить оппозиционно настроенных священнослужителей от преследования, объяснив Фурову причины их недовольства приходской реформой исключительно уменьшением поступающих духовенству денежных доходов. Также П. на примере удаленного по требованию властей из Москвы архиеп. Леонида (Полякова; впосл. митрополит) дал понять, что давление на Патриархию в решении вопроса о замещении епископских кафедр может иметь негативные последствия и для Советского гос-ва (Цыпин. 1997. С. 412-413). По поводу упреков в нежелании поддерживать тесные связи с Советом по делам религий П. сказал: «Понимаю, что может создаться впечатление, что я избегаю деловых контактов, чувствую, что редко обращаюсь в Совет, но существенных вопросов не возникает, а по пустякам идти считаю несолидным». Фуров докладывал, что на намек о возможном устранении с Крутицкой кафедры П. ответил: «Раньше говорили, что меня отправляют на Украину, а теперь пустили слух, что еще куда-то переводить хотят... Но я отвечаю, что это вздор какой-то... А про себя думаю (Пимен при этом усмехнулся) возраст у меня пенсионный, да и где бывать не приходилось. Если надо служить в другом месте, значит надо, была бы польза делу». В отчете Совета по делам религий в ЦК КПСС за 1968 г. П. обвинили в «сокрытии некоторых фактов биографии» в анкетах (речь шла об арестах и заключениях), а также в том, что он, «став митрополитом, все больше стал отдаляться от Совета, и, несмотря на приглашения заходить в Совет, не проявляет желания сделать это, уклоняется от его посещения» (Митр. Пимен (ныне Патриарх) на допросах в Совете по делам религий // Вестн. РХД. 1980. № 3/4 (132). С. 197-205).

Хотя в руководстве Совета по делам религий отмечали определенные «недостатки» позиции П. во взаимодействии с властями, в целом отношение к нему советских чиновников было положительным. Во многом это объяснялось тем, что П. не уклонялся от активного участия в общественной миротворческой деятельности, имевшей целью не только предотвращение глобальной войны, но и поддержку политики СССР на международной арене. С 1963 г. П. состоял членом Советского комитета защиты мира и Всемирного Совета мира, членом Советского об-ва по культурным связям с соотечественниками за рубежом. Он участвовал в сессиях Всемирного Совета мира в Варшаве (1963) и Женеве (1966), во Всемирных конгрессах за всеобщее разоружение и мир в Москве (1962) и Хельсинки (1965), во Всемирной ассамблее мира в Берлине (1969). Однако, по мнению М. И. Одинцова, кандидатура П. как возможного преемника патриарха Алексия, долгое время была для гос. властей нежелательной. В июле 1966 г. председатель Совета по делам религий Куроедов обсуждал вопрос о следующем предстоятеле Русской Церкви в беседе с патриархом Алексием I, к-рый симпатизировал П. и считал, что он «на это место лучше всего подходит». Куроедов в свою очередь сослался на негативное отношение к П. некоторых архиереев из-за отсутствия у него богословского образования и намекнул на кандидатуру главы ОВЦС Ленинградского митр. Никодима (Ротова). На это патриарх Алексий I ответил: «Но он еще молод. Пожалуй, это не поймут. Пимен на пост патриарха больше подходит. Патриарху совсем не нужно быть активным путешественником по другим странам. Он может быть как бы в стороне, а выступать патриарху следует тогда, когда это нужно» (Одинцов М. И. Пимен (Извеков) - последний «советский» патриарх. // Отеч. арх. 1995. № 1. С. 29). Куроедов тогда предпочел оставить вопрос открытым. Впосл., к кон. 60-х гг., когда активная реорганизация митр. Никодимом внешнецерковной, административно-кадровой, духовно-учебной и др. сфер стала вызывать беспокойство у властей, их отношение к П., олицетворявшему сохранение прежнего порядка и традиций, изменилось.

12 апр. 1970 г. П. вместе с митр. Никодимом как старшие по хиротонии члены Синода были награждены патриархом Алексием I правом ношения 2 панагий; патриарх возложил 2-ю панагию на П. за день до своей смерти. 18 апр. П. совершил панихиду у гроба скончавшегося накануне патриарха Алексия I в загородном патриаршем Троицком подворье в Переделкине. В тот же день на заседании Синода П. как старейший из его постоянных членов по хиротонии был избран местоблюстителем Патриаршего престола и занимал этот пост более года, продолжая исполнять церковные дела, начатые в патриаршество Алексия I. 18 мая 1970 г. П. вручил подписанный патриархом Алексием I томос об автокефалии Православной Церкви в Америке главе делегации ПЦА еп. Ситкинскому и Аляскинскому Феодосию (Лазору; впосл. митрополит). Этим актом был окончательно урегулирован длившийся долгие десятилетия конфликт между Московским Патриархатом и правосл. Митрополичьим округом в Северной Америке. В 1970 г. в качестве патриаршего местоблюстителя П. провел переговоры с главами Польской и Болгарской Православных Церквей, Армянской Апостольской Церкви. В марте 1971 г. совершил визит в качестве главы Русской Церкви в Софию для участия в погребении патриарха Болгарской Православной Церкви Кирилла (Константинова). В мае того же года принял участие в Ассамблее Всемирного Совета мира в Будапеште. Как и в прошлые годы, П. совершал богослужения во все воскресные и праздничные дни и накануне их в Богоявленском патриаршем соборе в Елохове, часто служил в др. храмах Москвы и Московской епархии в дни их престольных праздников.

25 июня 1970 г. Синод под председательством П. принял решение о созыве Поместного Собора для замещения вдовствующего Патриаршего престола. На том же заседании была образована Комиссия для подготовки Поместного Собора во главе с П. Крутицкий митрополит считался наиболее вероятным претендентом на то, чтобы стать предстоятелем Русской Церкви. Однако за границей, где гораздо больше был известен митр. Никодим (Ротов), представлявший Церковь на важнейших международных мероприятиях, в качестве основного кандитата на Патриарший престол рассматривали его. У митр. Никодима было много сторонников и на родине, но многочисленны были и его недоброжелатели. В качестве др. возможной кандидатуры в патриархи также называли одного из старейших по хиротонии среди рус. епископата Алма-Атинского митр. Иосифа (Чернова), но этот очень авторитетный среди простых верующих архиерей отказался от подобных предложений, сославшись на преклонный возраст и отсутствие богословского образования.

В условиях существовавшей в тот период в СССР системы государственно-церковных отношений подготовка и проведение Поместного Собора требовали предварительного согласования с соответствующими правительственными структурами. 25 мая 1970 г. председатель Совета по делам религий Куроедов обратился в ЦК КПСС с письмом по поводу предстоящего Поместного Собора РПЦ и выборов патриарха. По мнению Куроедова, наиболее подходящим кандидатом на пост патриарха являлся П.: «...один из видных и авторитетных деятелей Русской православной церкви, вполне лоялен, активно поддерживает политику Советского государства, является членом Советского комитета защиты мира и Всемирного совета мира. По своему архиерейскому стажу относится к среднему поколению епископата, но пользуется уважением и старшего, и младшего поколения церковнослужителей. Назначение его патриаршим местоблюстителем духовенством встречено с удовлетворением. Зондаж, проведенный Советом в различных церковных кругах, показывает, что подавляющее большинство высказывается за избрание на пост патриарха митрополита Пимена». Как возможный кандидат на пост патриарха в письме был назван и митр. Никодим (Ротов), который, по мнению Куроедова, «обладает для этого необходимыми данными: лоялен, политически надежен, прислушивается к рекомендациям Совета». Однако Куроедов не рекомендовал выдвижение кандидатуры митр. Никодима ввиду его молодости (40 лет), занятости на посту руководителя внешнецерковной деятельности, а также из-за опасения, что «митрополит Никодим, являясь активным, волевым архиереем, может произвести ломку сложившейся внутренней жизни церкви и способствовать ее активизации» (ГАРФ. Ф. 6991. Оп. 5. Д. 637. Л. 45-46). 12 июня 1970 г. Политбюро ЦК КПСС согласилось с рекомендациями Совета по делам религий, поддержанными и КГБ.

Как впосл. докладывал Куроедов, «были разработаны мероприятия, обеспечивающие избрание на пост патриарха митрополита Крутицкого и Коломенского Пимена». При этом, по словам Куроедова, «кандидатура Пимена на пост главы церкви на первых порах не встречала единодушного одобрения архиереев. Многие иерархи хотели бы избрать на этот пост митрополита Ленинградского Никодима. Да и сам Никодим довольно долгое время питался этой иллюзией, чем, в какой-то степени, дезориентировал массы духовенства. Другая, хотя и небольшая часть епископата, хотела бы избрать главой церкви такого деятеля, который по своим взглядам был бы близок к взглядам патриарха Тихона, известного своими антисоветскими высказываниями» (далее Куроедов говорит об анонимном обращении к Поместному Собору с призывом избрать патриархом архиерея, способного противостоять гос. атеизму, в качестве такого кандидата первым был назван архиеп. бывш. Калужский Ермоген (Голубев). По словам Куроедова, Совет по делам религий и его уполномоченные «в результате очень тактичного воздействия» добились того, чтобы «все архиереи (за исключением иностранцев) дали письменные и частично устные заверения, что они будут голосовать за Пимена» (Там же. Д. 801. Л. 21-24). Митр. Никодим, определив позицию гос. властей по выборам патриарха, выступил в поддержку кандидатуры П.

Несмотря на вмешательство властей в процесс избрания патриарха, оно не оказало определяющего влияния на его результат. Кандидатура П. действительно пользовалась поддержкой большинства архиереев, духовенства и активных мирян, что, в частности, подтверждает в своих воспоминаниях о посещении Москвы в это время Брюссельский архиеп. Василий (Кривошеин): «Так, в церкви Воскресения Словущего (правильно: Воскресения Христова.- Ред.) в Сокольниках мне встретился староста, почтенный мужчина средних лет, скорее народно-купеческого, чем интеллигентного вида, на мой вопрос, кто будет Патриархом, сказал: «Да если это зависит от Москвы, то тогда, конечно, Пимен. Его здесь все знают и любят. Он постоянно в московских церквях служит, и прекрасно служит. И фигурой, и благочестием, и всем - самый подходящий Патриарх. Он и с властями нашими умеет ладить, правительство его, как слышно, поддерживает». «А Никодим? - спросил я.- Многие за границей думают, что он будет Патриархом. Ну знаете, это как-то не солидно. Слишком молод. Патриарх - ведь это отец. В большинстве других церквей где я бывал тогда, все говорили, что Патриархом, вероятно, будет Пимен и что он наиболее подходящий. Объясняли это тем, что его любит церковный народ за благолепие и усердное богослужение, доверяет ему как монаху от юных лет» (Василий (Кривошеин). 2004. С. 16). Архиеп. Василий вспоминал, что многие из опрошенных были настроены против митр. Никодима, подозревая его в увлеченности католицизмом и церковными нововведениями, и замечал: «То ли дело митрополит Пимен; против него никто не был настроен» (Там же. С. 17).

28 мая 1971 г. в Москве состоялось предсоборное Архиерейское совещание, на к-ром была одобрена рекомендация Комиссии по подготовке Собора об избрании на престол патриарха Московского и всея Руси через открытое голосование за одного кандидата. Таким кандидатом был назван П. В последующих выступлениях все архиереи, кроме архиеп. Василия (Кривошеина), поддержали открытый и безальтернативный порядок выборов патриарха. Архиеп. Василий выступил за тайное голосование, высказавшись при этом за кандидатуру П.: «Я много ломал голову над календарем с портретами наших иерархов и никого, кроме владыки Пимена, подходящего не нашел. Один слишком молод, другой слишком стар, а третий недостаточно известен или авторитетен» (Василий (Кривошеин). 2004. С. 70). Также архиеп. Василий поднял вопрос об отмене изменений, внесенных в 1961 г. в порядок приходского управления. П., выступая, заметил, что подобное предложение «противоречит государственному законодательству и не будет служить на пользу Церкви». Митр. Никодим также был против отмены приходской реформы, предостерегая, что «всё, что может осложнять или ухудшать взаимоотношения между Церковью и государством, должно отвергаться».

Поместный Собор Русской Православной Церкви 1971 г. проходил в Троице-Сергиевой лавре и открылся литургией, совершённой П. в Троицком соборе обители. Местоблюститель по должности являлся председателем Поместного Собора. 31 мая П. выступил на Соборе с докладом о церковной жизни в период Патриаршества Алексия I и собственного местоблюстительства. В заключительный день работы Собора, 2 июня 1971 г., состоялось избрание патриарха. Правящие архиереи, голосуя от своего имени и от имени духовенства и мирян своей епархии, поочередно называли своим избранником П. 3 июня, в день празднования Владимирской иконе Божией Матери, в московском Богоявленском соборе в Елохове состоялась торжественная интронизация избранного патриарха. В интронизации и последующей литургии помимо постоянных членов Синода и старейших митрополитов РПЦ участвовали патриарх Александрийский и всея Африки Николай VI (Варелопулос), католикос-патриарх всей Грузии Ефрем II (Сидамонидзе), патриарх всей Румынии Юстиниан (Марина), архиепископ Новой Юстинианы и всего Кипра Макарий III (Мускос), представители др. Поместных Церквей. На торжествах присутствовали верховный патриарх-католикос всех армян Вазген I (Палчян (Балджян)), представители ряда инославных Церквей и религ. орг-ций.

Первостепенное значение для Московского Патриархата в Патриаршество П. имело укрепление международного авторитета РПЦ путем дальнейшего развития связей с другими Поместными Церквами, с вост. нехалкидонскими Церквами, поддержание переговорных процессов с Римско-католической, англиканскими и реформаторскими Церквами, участие в работе межконфессиональных орг-ций и в миротворческом движении.

По сравнению с предыдущим Патриаршеством значительно увеличилось количество поездок предстоятеля РПЦ за рубеж. В апр.-мае 1972 г. П. совершил паломничество на Св. землю, посетил Египет, Сирию, Ливан, Иорданию. Патриарх встречался с предстоятелями Александрийской, Антиохийской и Иерусалимской Поместных Церквей, с главой Синайской автономной православной Церкви и с патриархом Коптской Церкви. В окт. того же года совершил поездку по Балканским странам, состоялись встречи П. с главами Сербской, Румынской и Элладской Церквей. Тогда же впервые в истории предстоятель Русской Церкви посетил Св. Гору Афон. Патриарх использовал визит для привлечения широкого внимания греческой и мировой общественности к тяжелому положению рус. Пантелеимонова мон-ря. В нояб. 1972 г. П. совершил офиц. визиты в Грузинскую Православную Церковь и в Армянскую Апостольскую Церковь. П. впосл. посещал Армянскую Церковь в сент. 1976 г. и в окт. 1978 г., Грузинскую Церковь в дек. 1977 г. По приглашениям предстоятелей Поместных и автономных правосл. Церквей П. совершал поездки в Болгарию (июль 1971, май 1972, нояб. 1974, окт. 1977, июнь 1981, май-июнь 1983, окт. 1984), Румынию (нояб. 1975, окт. 1983), Чехословакию (янв.-февр. 1973, сент. 1980, дек. 1981, май и окт. 1985), Финляндию (май 1974, авг.-сент. 1981), на Кипр (май 1978). Также П. посетил с офиц. визитом Эфиопию (янв. 1974), Индию (янв.-февр. 1977), где встречался с предстоятелями местных древних нехалкидонских Церквей. Особое значение имел офиц. визит П. в окт. 1977 г. в К-польскую Православную Церковь и его встреча с патриархом Димитрием I (Пападопулосом). Учитывая сложные отношения между К-польским и Московским Патриархатами, переговоры патриархов способствовали упрочению всеправославного единства.

П. и Московский Патриархат продолжали участвовать в деятельности по подготовке Всеправославного Собора. В 1976, 1982 и 1986 гг. в Шамбези (Швейцария) прошли 3 Предсоборных правосл. совещания для выработки тематики предполагавшегося в дальнейшем соборного обсуждения того, как развивать отношения и диалоги православной Церкви с христ. Церквами и представителями др. исповеданий, а также со Всемирным Советом Церквей (ВСЦ). В ходе развития отношений с Римско-католической Церковью (РКЦ) представители РПЦ были участниками встреч смешанной православно-католической комиссии на островах Патмос и Родос (Греция, 1980), в Мюнхене (Германия, 1982) и на о-ве Крит (Греция, 1984). Между РПЦ и РКЦ были проведены богословские собеседования в Троице-Сергиевой лавре в 1973 г., в Тренто (Италия) в 1975 г. и в Одессе в 1980 г. Продолжались богословские диалоги с Евангелической Церковью Германии, Союзом Евангелических Церквей в ГДР, Евангелическо-Лютеранской Церковью Финляндии и др. (см. Диалоги богословские Русской Православной Церкви).

В сент. 1973 г. П. провел в Женеве (Швейцария) переговоры с генеральным секретарем ВСЦ Филипом А. Поттером. Во время Патриаршества П. РПЦ активно участвовала в работе ВСЦ, однако при этом уже обозначились серьезные разногласия между позициями правосл. Церквей и протестантского большинства в экуменическом движении. Так, 7 авг. 1974 г. П. и Синод РПЦ обратились к Центральному комитету ВСЦ по поводу итоговых документов Бангкокской конференции «Спасение сегодня» (Международная миссионерская конференция под эгидой ВСЦ в Бангкоке (Таиланд) в 1973). Принципиальное возражение Московской Патриархии вызвало то, что в документах конференции «полностью отсутствует чрезвычайно важное, прежде всего с пастырской точки зрения, упоминание о той стороне процесса спасения, без которой самое понятие спасения утрачивает свой существенный смысл. Умалчивается о конечной цели спасения, то есть о вечной жизни в Боге, и нет достаточно ясного указания на нравственное исправление и совершенствование как на необходимое условие для ее достижения». Большинство участников конференции (за исключением делегатов от правосл. Церквей) ограничивали понятие помощи со стороны религ. орг-ций решением социальных, экономических, политических проблем. По мнению П. и членов Синода, подобное отделение решения острых мирских вопросов от истинного понимания спасения «легко может быть воспринято как сознательное уклонение к одностороннему и ущербленному пониманию спасения в духе безбрежного горизонтализма... Здесь не нашлось места для основного - вертикального измерения, которое указывало бы на то, что спасение требует совершенствования личности как части общественного организма, призванной к борьбе с грехом и в себе, и вокруг себя, ради достижения полноты бытия в живом общении с Богом и в земных условиях, и в вечности... Почти исключительное подчеркивание горизонтализма в деле спасения на многих христиан, которым дороги священные традиции Древней Церкви, может производить впечатление, что в современном экуменизме нарождается новый соблазн стыдливости относительно благовествования о Христе Распятом и Воскресшем, Божией силе и Божией Премудрости (1 Кор. 1. 23-24), в результате чего умалчивается о самой сущности Его Евангелия из ложной боязни казаться несовременными и утратить популярность...» (ЖМП. 1973. № 9. С. 5-7).

3 марта 1976 г. П. вместе с Синодом направил послание в адрес Филипа А. Поттера и архиеп. Эдуарда Скотта (модератор Центрального комитета ВСЦ) в связи с итогами V Генеральной ассамблеи ВСЦ в Найроби (Кения) в нояб.-дек. 1975 г., в котором поддержал стремление ВСЦ к преодолению разногласий между Церквами, но высказался решительно против тенденций к его превращению в некую всехристианскую «сверхцерковь». По мнению Русской Церкви, «без достижения единства в вере и основах церковного устройства не может быть подлинного «общего христианского свидетельства», а следов., и достаточного успеха объединенных действий в мире. Это, конечно, не означает, что «должна отсутствовать взаимная помощь в исполнении каждой Церковью ее долга христианского свидетельства, миссии и евангелизации». В связи со стремлением руководства ВСЦ к развитию диалога с представителями нехрист. религий и их идеология П. и члены Синода сочли необходимым подчеркнуть, что «Священное Писание и опыт Церкви исключают возможность конвергенции христианства с секулярными идеологиями. Именно поэтому диалог должен априори не допускать идеи таковой конвергенции. Что касается диалога с представителями нехристианских религий, он на тех же основаниях ни в какой степени не должен вести к синкретизму». Также в послании священноначалия РПЦ говорилось, что «Православная Церковь не может присоединиться к позиции протестантского большинства, допускающего возможность женского священства, нередко выражающего свое отношение к этой проблеме в чуждых Божественному Откровению секулярных категориях». В послании отмечались фактическая дискриминация на прошедшей Ассамблее древней литургической практики Церквей кафолической традиции в пользу искусственно создаваемых экспериментальных форм во время общественных молитв, исключение из внешнего оформления Ассамблеи общехристианских символов. П. и члены Синода выступили против попыток руководства ВСЦ установить контакты с церковными диссидентами в РПЦ, предупреждая, что «подобные контакты, могущие в какой-то степени подрывать принципиальные нормы течения жизни нашей Поместной Церкви или ослаблять ее внутреннее единство, будут приводить к ослаблению нашего сотрудничества с Всемирным Советом Церквей» (ЖМП. 1976. № 4. С. 7-13).

Став патриархом, П. оставался членом Всемирного совета мира и Советского комитета защиты мира и уже в качестве предстоятеля РПЦ принимал участие в миротворческих собраниях: во Всемирном конгрессе миролюбивых сил за международную безопасность и разоружение, национальную независимость, сотрудничество и мир в Москве (окт. 1973), в сессии Всемирного совета мира в Софии (февр. 1974), во Всемирном форуме миролюбивых сил в Москве (янв. 1977), во Всемирной конференции «Религиозные деятели за прочный мир, разоружение и справедливые отношения между народами» в Москве (июнь 1977), в V Всехристианском мирном конгрессе в Праге (июнь 1978), во Всемирном парламенте народов за мир в Софии (сент. 1980), во Всемирной конференции «Религиозные деятели за спасение священного дара жизни от ядерной катастрофы» в Москве (май 1982), в Международном форуме за безъядерный мир, за выживание человечества в Москве (февр. 1987). Ежегодно по инициативе П. в Троице-Сергиевой лавре проходили совещания глав и представителей Церквей и религ. объединений СССР, на которых обсуждались вопросы миротворческой деятельности. В июне 1982 г. состоялось первое в истории выступление главы РПЦ с трибуны ООН - на 2-й Специальной сессии Генеральной ассамблеи ООН по разоружению.

Особо следует отметить попытку П. преодолеть разделения между 2 частями Русского Православия - Русской Церковью в Отечестве и Зарубежной Церковью. 5 авг. 1974 г. П. и Синод РПЦ обратились к III Cобору епископов, духовенства и мирян РПЦЗ. Это послание отличалось от предыдущих официальных документов Патриархии, связанных с Зарубежной Церковью, сдержанностью, миролюбием и умеренностью тона, отсутствием к.-л. политических требований и условий: «Мы понимаем, что в отношении внешней стороны жизни Церкви (взаимоотношения с обществом и государством, формы выполнения гражданского долга и проявления патриотизма) невозможно полное совпадение взглядов у православных христиан, в Отечестве пребывающих, и в рассеянии сущих... Мы не зовем вас к тому, чтобы вы перестали быть лояльными гражданами тех государств, которые предоставили вам возможность жить на их территории или в которых вы родились... Мы зовем вас к единению в том, что выше всякой земной политики и не доступно для чисто человеческих разномыслий или разногласий. Это - мистическая жизнь во Христе и со Христом, мир, дарованный Господом (Ин 14. 27), святое евхаристическое общение». В послании подчеркивалось, что РПЦ - Церковь в Отечестве - признаётся всей Полнотой Вселенского Православия, а Русская Зарубежная Церковь, не входя ни в одну из действующих православных автокефальных Церквей, исключает себя из общения с мировым Православием: «Русская Православная Церковь не питает никакой неприязни к отделившимся от благодатного общения с нею ее чадам... Без какого-либо чувства превозношения Русская Православная Церковь не может, однако, не напомнить отчуждавшимся от нее чадам о духовной опасности, которой они себя подвергают, не заботясь о правильном каноническом благоустроении своей церковной жизни и о преодолении иссушающего всякую духовно-благодатную жизнь духа вражды и ненависти... Возлюбленные братья и сестры, церковные чада, мы молим Господа, Отца щедрот и всякого милосердия, чтобы Он не попустил вам пройти мимо настоящего братского обращения и призыва к любви и миру» (ЖМП. 1974. № 10. С. 2).

Ответом на этот призыв Московской Патриархии к единению стало заявление первоиерарха РПЦЗ митр. Филарета (Вознесенского) от 29 авг. 1974 г. Митр. Филарет счел, что послание П. к Зарубежной Церкви «отличает от прежних только тем, что не содержит абсурдных призывов к выражению лояльности к Советскому правительству», и категорически отказался признать иерархию Московского Патриархата «законной церковной властью России». Митр. Филарет заявил, что «приписывание нам враждебных чувств к сынам Отечественной Церкви есть клевета», при этом Зарубежная Церковь обличала и будет обличать «советскую власть за мучительство русского народа, столь ярко изображенное теперь в книгах А. И. Солженицына». Первоиерарх РПЦЗ укорял «видимое равнодушие Московской Патриархии к этим бедствиям, которое так ярко проявилось 17 сентября 1973 г. в заявлении Патриарха Пимена в Женеве, когда он, вопреки общеизвестной истине, утверждал, что в СССР «нет привилегированных и угнетаемых», и когда он и его сотрудники категорически отрицают всякое притеснение религии со стороны коммунистов» (Правосл. Русь. 1974. № 17. С. 1).

При многочисленных визитах в зарубежные страны, совершавшихся П. с санкции советских властей, патриарх был жестко ограничен в перемещениях на родине. По особым случаям власти разрешали П. посещение Ленинграда и Киева. В основном же поездки по стране ограничивались переездом из Москвы для отдыха на лето в Одессу в Успенский мон-рь. Дважды для П. были организованы речные круизы по Волге, но без права посещения храмов и общения с паствой в городах, мимо к-рых проплывал патриарх. Большую часть времени П. проживал в московской патриаршей резиденции в Чистом пер., реже он бывал в загородной резиденции в Переделкине.

В период правления Л. И. Брежнева советские власти не проводили открытых и масштабных антицерковных кампаний, однако общественная реакция на существовавшую в СССР систему тотального государственного контроля и ограничения деятельности религиозных организаций постепенно становилась более активной и острой. Отношение к П. в религиозно-правозащитном движении (церковные диссиденты) не было однозначным. С одной стороны, он не подвергался резкой персональной критике, как митр. Никодим (Ротов), вызывавший у диссидентов крайнее недовольство за неоднократные публичные, хотя и вынужденные, отрицания фактов гонения на верующих в СССР. С избранием П. на Патриарший престол связывались определенные надежды на изменение по существу бесправного положения Русской Церкви.

Большой общественный резонанс имело открытое письмо П. писателя-диссидента А. И. Солженицына, написанное в марте 1972 г. на Крестопоклонной неделе (Великопостное письмо). Оно стало своеобразным ответом на 1-е Рождественское послание П., с к-рым патриарх обратился, в т. ч. и к соотечественникам за границей, призвав их прививать детям любовь к Матери-Церкви. Писатель обрисовал бесправное положение Церкви в СССР и, призывая патриарха «не пренебречь моим недостойным возгласом», предлагал сохранить Церковь, не подчиняя Ее светским властям, а оказывая сопротивление их разрушающему воздействию на веру (Вестн. РСХД. 1972. № 1(103). С. 145-149).

Ознакомившись с Великопостным письмом Солженицына, П. сказал: «Побыть бы ему в моих башмаках только пару дней... Но пусть пишет!» Заграничные православные деятели, отдавая должное смелости выступления писателя, сочли своим долгом защитить патриарха от незаслуженных обвинений. Н. А. Струве, редактор парижского ж. «Вестник Русского христианского движения», в котором было опубликовано Великопостное письмо, в редакционном предисловии подчеркнул, что «обличение Солженицына направлено не столько против личности Патриарха, недавно назначенного на свое служение, сколько против общей установки раболепства перед государством, может быть закономерной в сталинские времена, но вряд ли оправданной в 70-е годы» (Там же. С. 2). «Ни Патриарх, ни другие иерархи не несут, конечно, личной ответственности за всё то зло, которое описано Солженицыным: отстранение детей от Церкви, запрещение священникам пастырствовать вне пределов храма, закрытие тысяч церквей»,- писал по поводу Великопостного письма прот. Иоанн Мейендорф (Там же. С. 152-153). Еп. Иоанн (Шаховской) из Православной Церкви в Америке замечал: «Солженицын знает, как мы, и еще лучше нас, что Патриарх Московский несет на своих плечах все страдальческое пастырство русское и остаток действующих церквей. Патриарх не только не может крикнуть, он даже и прошептать не может о вере Христовой и правде Божьей в газетах и журналах своей родины или сказать о вере по радио» (Там же. С. 154). Более строго в адрес Солженицына высказался его соратник по религ. правозащитному движению, свящ. Сергий Желудков: «...в данном случае Ваша нравственная чуткость в определенном смысле Вам изменила. Вы написали весь мир облетевшее обвинение человеку, который заведомо лишен всякой возможности Вам отвечать». Желудков напомнил, что рус. церковная организация в СССР существует на жестко определенных системой гос. власти условиях: «Работать над церковным воспитанием детей, да и взрослых - нам не позволено, как не позволено и многое другое, что необходимо для осуществления подлинно церковной жизни. Одно только нам позволено - совершать в храмах церковное Богослужение...» (Там же. С. 156-158).

Упреки диссидентов, что Патриархия при П. не защищала прав верующих, во многом несправедливы: хотя эта защита и не была публичной, как деятельность церковных диссидентов, она нередко давала положительные результаты. Так, несмотря на усилия местных властей, удалось сохранить от закрытия Жировицкий мон-рь и Почаевскую лавру. По мнению авторитетного историка-эмигранта Д. В. Поспеловского, «всегда, когда это было возможно, официальная Церковь не поддерживала обвинений советских органов против духовенства» (Поспеловский. 1995. С. 362). Патриархия заботилась даже о таком своем критике, как Г. Якунин, к-рому в 1976 г. было предоставлено место чтеца в одном из подмосковных храмов. Еще более деятельно священноначалие РПЦ защищало известного свящ. Димитрия Дудко, чью миссионерскую деятельность власти считали антисоветской, хотя под нажимом Совета по делам религий его вынужденно перемещали из прихода в приход. После ареста свящ. Димитрия Патриархия делала офиц. запросы в гос. органы, высказывая свою обеспокоенность, а после освобождения он сразу получил приход в ближнем Подмосковье и, несмотря на вынужденное публичное признание вины перед Советским гос-вом, не прекратил активной миссионерской деятельности. П. не побоялся явно поддержать Полтавского еп. Феодосия (Дикуна), направившего в 1977 г. Брежневу послание с детальными доказательствами бесправного положения Церкви в СССР и с требованиями изменения курса государственно-церковных отношений. Еп. Феодосий за свой мужественный поступок не только не был подвергнут со стороны Патриархии каким-то мерам осуждения или прещения, но и был возведен в следующем году в сан архиепископа. Патриарх Алексий II (Ридигер), в Патриаршество П. занимавший должность управляющего делами Патриархии, вспоминал, как епархиальные архиереи приезжали в Москву к патриарху в основном для решения конфликтных ситуаций из-за вмешательства в церковные дела уполномоченных Совета по делам религий: «Святейший никогда не отказывался подписывать письма, подготовленные управлением делами по поводу тех или иных нарушений на местах, но старался избегать вопросов, касающихся церковного управления. В силу своего положения Патриарху трудно отвечать прямо и определенно, а это не всегда представлялось возможным» (ЖМП. 1991. № 9. С. 29).

Принимая ради сохранения Церкви навязанные ей жесткие условия существования в Советском гос-ве, П. и священноначалие РПЦ путем сложных переговоров добивались от властей пусть ограниченных, но уступок в пользу церковных интересов. Так, был пересмотрен порядок взимания с духовенства подоходного налога и квартплаты (в 4 раза больше обычных норм): священнослужителей впервые приравняли в этом вопросе к обычным гражданам. Произошла нек-рая корректировка в определении правового статуса Русской Церкви в Советском гос-ве. Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 23 июня 1975 г. были внесены изменения и дополнения в Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апр. 1929 г. «О религиозных объединениях». Из новой редакции этого основополагающего закона в конфессиональной сфере было исключено упоминание о том, что религ. объединения не пользуются правом юридического лица,- норма, заложенная еще «ленинским декретом» «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» 1918 г. Уже в нач. 80-х гг. XX в. Патриархия обратилась в Совет по делам религий с предложением о предоставлении РПЦ прав юридического лица, Совет поддержал это предложение и внес его в проект разрабатываемого законодательства о религ. орг-циях в СССР.

В 70-х гг. XX в. уже не происходило массового закрытия храмов, как это было при Хрущёве, однако число действующих церквей в СССР продолжало уменьшаться. В 1971 г. в РПЦ насчитывалось 7274 церковных прихода, в 1976 г.- только 7038, в среднем в год по стране закрывалось ок. 50 приходов. Происходило и сокращение числа зарегистрированных приходских священнослужителей: с 6234 иереев в 1971 г. до 5994 - в 1975 г. Нехватка клириков приводила к тому, что нек-рые священники (особенно в западноукраинских и прибалтийских епархиях) окормляли по 2, а иногда и по 3-4 прихода. Во 2-й пол. 70-х гг. закрытия храмов происходили реже: в среднем - по 6 церквей в год. В 1981 г. в РПЦ насчитывалось 7007 приходов. В 1-й пол. 80-х гг. вновь участились случаи закрытия храмов: за 5 лет было закрыто более 200 церквей. К 1986 г. количество приходов сократилось до 6794.

Наряду с негативными тенденциями с сер. 70-х гг. в церковной жизни обозначились и нек-рые положительные изменения. Стали вновь происходить, хотя и крайне редко, регистрации новых приходов (всего ок. 30). В исключительных случаях власти давали разрешения на строительство или восстановление церквей взамен закрываемых в том же городе или районе, активно перестраивались уже существовавшие храмы. Удалось переломить тенденцию к сокращению кадров духовенства как за счет выпускников духовных семинарий, так и за счет священнических поставлений лиц с самостоятельным богословским образованием (часто - выпускников высших школ). Хотя священноначалие не добилось от властей открытия ни одной из закрытых при Хрущёве 5 духовных семинарий, Ленинградские и Московские духовные школы, а также Одесская ДС получили разрешение на увеличение приема учащихся и возможность существенно расширить учебные помещения.

П. особенно поддерживал Московские духовные школы, часто посещал их, присутствовал на торжествах, экзаменах, классных занятиях, общей молитве. С самого начала своего Патриаршества П. особо внимательно относился к развитию духовного образования, выделяя такие важные аспекты, как бережное отношение к правосл. вероучению, каноническим основам церковного строя, богослужебным традициям. 30 нояб. 1971 г. П. произнес в Троице-Сергиевой лавре речь по поводу вручения ему диплома почетного доктора богословия МДА (степень была присвоена 5 июня того же года): «Я хочу, чтобы наше богословие было всегда сугубо ортодоксальным... чтобы традиции Русской Православной Церкви неукоснительно сохранялись и чтобы вы в учебных программах уделяли больше внимания укреплению в слушателях сознания, что необходимо традиции Русской Православной Церкви соблюдать и хранить. Одно из моих пожеланий относится к практике церковно-богослужебной... Например, в практике священнослужителю приходится сталкиваться с сокращениями (не всегда оправданными) некоторых чинопоследований... У нас иногда произвольно сокращают то, что совершенно нельзя сокращать. Может быть, следовало бы разработать определенные схемы, которые могли быть даны будущим пастырям Церкви, чтобы они знали, как можно сократить то или иное чинопоследование,- если, повторяю, возникает такая необходимость,- чтобы это было грамотно и правильно и не противоречило бы духу и смыслу нашего богослужебного устава... Студентам и воспитанникам необходимо прививать любовь к церковнославянскому языку, объяснять им, что церковнославянский язык - язык богослужебный, язык красоты особой, чистой. А этот вопрос либо обходится молчанием, либо предпринимаются попытки дать ему превратное, нежелательное толкование» (ЖМП. 1972. № 2. С. 14-15).

Важным событием церковной жизни в Патриаршество П. стало открытие первого в послереволюционный период крупного предприятия по обеспечению Церкви богослужебной утварью, свечами и иконами. После неоднократных обращений патриарха в Совет по делам религий Правительство СССР удовлетворило ходатайство Патриархии и выделило участок для строительства в пос. Софрино в Пушкинском р-не Московской обл. церковного завода. Строительство началось в 1975 г. В 2 первых производственных корпусах расположились иконное производство, цеха гальванопластики, позолоты, пошивочный и свечной. При заводе был освящен домовой храм во имя св. Серафима Саровского. 15 сент. 1980 г. П. совершил торжественное открытие и освящение предприятия в Софрино. 22 сент. 1981 г. состоялось освящение нового здания Издательского центра Московской Патриархии на Погодинской ул., вблизи Новодевичьего монастыря, с домовым храмом во имя прп. Иосифа Волоцкого. В связи с этим расширилась и стала более разнообразной издательская деятельность РПЦ, увеличились тиражи и номенклатура церковных изданий. В нач. 80-х гг. XX в., в связи с предстоящим празднованием 1000-летия Крещения Руси, был поставлен вопрос о создании в Москве духовно-адм. центра РПЦ. П. и Синод обратились к руководству СССР с просьбой о возвращении Церкви для этого одного из московских монастырей. Решением Совета министров СССР от 18 мая 1983 г. Московской Патриархии был безвозмездно передан Данилов во имя преподобного Даниила Столпника московский мужской монастырь, в к-ром сразу начались активные строительные и реставрационные работы.

Принципиально важным для Русской Церкви было возобновление деятельности по канонизации святых. Поскольку прославление новых святых долгое время находилось под негласным запретом властей, процесс их канонизации происходил через межцерковные связи. В 1970 г. П. как член Синода и местоблюститель принимал участие в причислении к лику святых по обращению Синода Японской автономной Православной Церкви архиеп. равноап. Николая (Касаткина) и прп. Германа (Зырянова) Аляскинского, прославленного Православной Церковью в Америке. В 1974 г. уже в качестве патриарха П. после обращения Синода Православной Церкви в Америке вместе с Синодом РПЦ учредил комиссию для изучения материалов о жизни просветителя Америки, Сибири и Дальн. Востока митр. свт. Иннокентия (Вениаминова). В 1977 г. свт. Иннокентий был причислен к лику святых. По особому порядку была проведена канонизация архиеп. Харьковского и Ахтырского свт. Мелетия (Леонтовича). Постановлением П. и Синода в 1978 г. были утверждены служба и акафист свт. Мелетию. В условиях, когда было невозможно совершать прославление отдельных святых, во мн. епархиях стали устанавливаться местные соборные памяти. Так, в кон. 70-х - 80-х гг. XX в. решениями епархиальных архиереев при согласовании с Патриархией были установлены Соборы Тверских, Радонежских, Новгородских, Костромских, Владимирских, Белорусских, Сибирских, Смоленских, Казанских, Рязанских, Псковских и Тульских святых. В нач. 80-х гг. в связи с подготовкой празднования 1000-летия Крещения Руси Патриархия обратилась в Совет по делам религий с просьбой разрешить канонизацию нек-рых исторических и церковных деятелей. Совет дал принципиальное согласие по большинству кандидатур, отказавшись разрешить прославление только блж. Ксении Петербургской (как уже канонизированной враждебной к СССР Зарубежной Церковью) и прп. Амвросия (Гренкова) Оптинского (по мнению советских властей, «личности одиозной»).

Приход к власти в СССР М. С. Горбачёва в 1985 г. первоначально не повлиял на систему жесткого гос. контроля за деятельностью РПЦ и др. религ. орг-ций. Однако постепенно, вместе с изменениями в общественной жизни, менялась ситуация и в конфессиональной сфере. Впервые с сер. 50-х гг. ХХ в. стало увеличиваться число приходов. В сент.-дек. 1987 г. было зарегистрировано 29 новых общин - по количеству это было сопоставимо со всем предыдущим периодом Патриаршества П. В том же году Церкви были переданы Оптина в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы пустынь и Толгский ярославский в честь Введения во храм Пресвятой Богородицы женский монастырь. Началом кардинальных изменений в государственно-церковных отношениях стал 1988 г., когда отмечалось 1000-летие Крещения Руси. Уже в 1-й пол. 1988 г. было зарегистрировано ок. 60 новых приходов РПЦ, появились первые приходские воскресные школы, при мн. храмах уже шли внебогослужебные катехизаторские занятия. 29 апр. 1988 г. состоялась встреча П. и членов Синода с Горбачёвым, к-рый заявил, что скоро последуют реальные результаты нового подхода к государственно-церковным отношениям в условиях перестройки и демократизации общества, в частности, будет принят новый закон о свободе совести, отражающий интересы и религ. орг-ций. В ходе беседы патриарха и главы Советского гос-ва был решен ряд конкретных вопросов, связанных с обеспечением полноценной деятельности Церкви в СССР.

1000-летие Крещения Руси отмечалось как общенациональное событие. На Поместном юбилейном Соборе Русской Православной Церкви 1988 г. в отличие от предыдущих Соборов 1945 и 1971 гг. шли оживленные дискуссии по вопросам церковного устроения, порой они приобретали острый характер. Важным событием было принятие 8 июня соборным решением Устава об управлении РПЦ. Новый устав, в частности, исправил ситуацию, сложившуюся с 1961 г. в приходском управлении, и возвратил настоятелям возможность адм. руководства приходами. Поместный Собор 1988 г. впервые после 1918 г. прошел без строгого контроля со стороны гос. властей, тем не менее принятый на нем проект Устава РПЦ был предварительно представлен в Совет по делам религий, к-рый констатировал, что документ не противоречит нормам гражданского законодательства и может использоваться на территории СССР. Поместный Собор принял решение о прославлении в лике святых блгв. кн. Димитрия Донского, прп. Андрея Рублёва, прп. Максима Грека, свт. Макария Московского, прп. Паисия Величковского, блж. Ксении Петербургской, прп. Игнатия (Брянчанинова), прп. Амвросия Оптинского, свт. Феофана Затворника. Председатель Комиссии по канонизации митр. Ювеналий (Поярков) в своем докладе на Соборе упомянул о возможной канонизации в будущем новомучеников и новых исповедников Русской Церкви ХХ в.

Архиерейский Собор Русской Православной Церкви 9-11 октября 1989 г. прославил в лике святых 1-го патриарха Московского свт. Иова и 1-го предстоятеля Русской Церкви после восстановления Патриаршества в 1917 г. патриарха свт. Тихона (Беллавина). Собор принял решения о реорганизации системы духовного образования (преобразование духовных семинарий в высшие школы), о возрождении епархиальных печатных органов и печатных органов духовных академий. На Соборе были сформулированы предложения РПЦ по разрабатываемому в тот момент проекту общесоюзного закона «О свободе совести и религиозных организациях» (принят в 1990), предполагавшие отказ от существовавшей в СССР на протяжении 70 лет системы жестких ограничений религ. прав верующих: юридическое признание Церкви как единой организации, снятие всех запретов на духовное образование, на религ. просветительскую и благотворительную деятельность, отмена дискриминационного налогообложения религ. орг-ций. Фактически прежние ограничительные нормы в отношении РПЦ и др. религ. орг-ций в это время уже перестали действовать. В окт. 1989 г. Русская Церковь отмечала 400-летие учреждения Патриаршества. 13 окт. П. посетил Успенский собор Московского Кремля и совершил панихиду у гробниц российских патриархов и молебен новопрославленным святителям Иову и Тихону. После длительного перерыва верующие смогли открыто совершить молитву в главном соборе Русской Церкви и приложиться к мощам святителей.

После празднования 1000-летия Крещения Руси начался стремительный процесс возвращения Церкви храмов, отобранных у верующих за предшествовавшие годы советской власти. Уже во 2-й пол. 1988 г. возникло более 1 тыс. новых православных приходов. В 1990 г. численность приходов РПЦ составляла уже 10 110. До кон. 1989 г. было возобновлено 29 мон-рей. Вместе с тем в церковной жизни возникли новые проблемы. Обострилась ситуация в зап. областях Украины, где активизировалась прежде запрещенная советскими властями униатская Украинская греко-католическая Церковь (УГКЦ), а также возродилась неканоничная Украинская автокефальная православная церковь (УАПЦ), к которым примкнула часть местного духовенства. После легализации УГКЦ и УАПЦ в кон. 1989 г. захваты униатами и автокефалистами правосл. приходов приняли на западе Украины массовый характер. 15 дек. 1989 г. Синод выступил с особым заявлением о ситуации на Украине. 20 дек. П. направил по этому поводу телеграммы Горбачёву, папе Римскому Иоанну Павлу II, Съезду народных депутатов СССР, Генеральному прокурору СССР и др. офиц. лицам. 12-17 янв. 1990 г. в Москве состоялась встреча представителей Римско-католической Церкви и РПЦ для обсуждения ситуации на Украине и урегулирования межконфессионального конфликта. Стороны осудили насильственные действия и приняли «Рекомендации по нормализации отношений между православными и католиками восточного обряда на Западной Украине». В связи со сложной ситуацией был созван Архиерейский Собор Русской Православной Церкви 30-31 января 1990 г., который открыл краткой речью П.: «Со всей остротой перед нами стоит вопрос о взаимоотношениях между православными и католиками восточного обряда на Западной Украине. С болью мы воспринимаем раскол, учиненный сторонниками так называемой Украинской Автокефальной Православной Церкви. Эти горестные события потребовали их срочного обсуждения на настоящем Соборе епископов Русской Православной Церкви». Собор одобрил решения Синода о прещениях, наложенных на священнослужителей, перешедших в унию и автокефалистский раскол; заявил о полной неканоничности раскольничьей УАПЦ и утвердил договоренности, достигнутые на переговорах делегациями РПЦ и РКЦ. После Архиерейского Собора на основании достигнутой ранее договоренности во Львове 8-13 марта 1990 г. проходили переговоры, в к-рых участвовали по 2 представителя от Московской Патриархии, Украинского Экзархата РПЦ, Ватикана и УГКЦ. Было достигнуто соглашение, что распределение храмов между конфессиями будет определяться результатами опроса населения в каждой местности (городе и селе) для выявления соотношения там православных и униатов. Однако 13 марта униат. архиеп. Владимир Стернюк отверг эти договоренности. Пользуясь поддержкой местных властей и националистических группировок, униаты сумели захватить практически все храмы в областных центрах зап. Украины и значительное большинство сельских приходов (хотя доля униатов среди верующего населения не превышала в среднем 20%).

Последние годы жизни П. тяжело болел. Серьезное ухудшение состояния здоровья произошло в нояб. 1985 г. Это проявлялось в слабости, к-рую врачи объясняли обострением сахарного диабета. П. ходил с большим трудом, на общественных мероприятиях и богослужениях он передвигался маленькими шажками, поддерживаемый иподиаконами. Патриарх был вынужден регулярно находиться в санатории Управления делами Совета министров СССР в Домодедовском р-не Московской обл. и надолго отходил от управления повседневными делами Патриархии. В сент. 1988 г., после обострения болезни, П. был переведен из санатория в Специальную больницу 4-го Главного управления Министерства здравоохранения СССР. При обследовании была выявлена злокачественная опухоль. Болезнь прогрессировала, хотя бывали периоды улучшения, напр., в Пасхальные дни 1989 г. П. неожиданно окреп, стал выходить гулять в саду. С сер. марта 1990 г. П. уже не мог самостоятельно вставать с постели, в кон. апр. стало очевидным приближение кончины. 3 мая ок. 15 ч. П. скончался в московской Патриаршей резиденции (Чистый пер., д. 5).

Отпевание происходило 6 мая в московском патриаршем Богоявленском соборе в Елохове при участии собора архиереев и клириков. На отпевании присутствовали Католикос-Патриарх всей Грузии Илия II (Гудушаури-Шиолашвили), митр. всей Америки и Канады Феодосий (Лазор), митр. Чешских земель и Словакии Дорофей (Филип), представители Поместных Церквей, представитель папы Римского кард. Иоанн Виллебрандс, генеральный секретарь ВСЦ пастор доктор Эмилио Кастро. В тот же день состоялось погребение П. в храме Всех святых, в земле Российской просиявших, под Успенским собором Троице-Сергиевой лавры, возле могил патриарха Алексия I и митр. свт. Макария (Невского).

П. был награжден орденами Трудового Красного Знамени (1977, 1985, 1988), орденом Дружбы народов (1980), высшей наградой Всемирного Совета Мира - медалью Мира им. Фредерика Жолио-Кюри (1988); орденом св. равноап. кн. Владимира 1-й степени (1963) и орденом прп. Сергия Радонежского 1-й степени (1978); орденом св. ап. Марка Александрийской Православной Церкви, орденом св. первоверховных апостолов Петра и Павла Антиохийской Православной Церкви, орденом Животворящего Креста Господня Иерусалимской Православной Церкви, орденом св. равноап. Нины Грузинской Православной Церкви, орденом св. Иоанна Рыльского 1-й степени Болгарской Православной Церкви, орденом св. Екатерины Синайской Православной Церкви, Большим орденом св. Агнца с командорской звездой Финляндской Православной Церкви.